Там отражался он, Мотоеси.
Настоящий.
Тот юноша, кто ради счастья доставить радость отцу кинулся в ночь; тот Мотоеси, который в одиночку, с деревянным мечом, гнался по пустынному кладбищу за вором, укравшим у старого мастера маску и жизнь. Сын, который по собственной воле остался с престарелым отцом, наотрез отказавшись уезжать с труппой и старшим братом; боец, для которого честь семьи была превыше собственной жизни, чья отвага остановила убийц в переулке Чахлых Орхидей; актер, который спас премьеру «Парчового барабана»; учитель, наставлявший своих собратьев по искусству, стыдясь брать за это плату; послушник, преодолевший искусы; отшельник, спасший сына гончара Танаки…
Мотоеси смотрел в чистое зеркало; он видел сам себя.
И дар нопэрапон был тут совершенно ни при чем.
…Рано постаревший человек рвал свою и без того изодранную рясу в клочья, плача и смеясь, бинтуя раны другому человеку, который то и дело морщился, покрикивая на собрата, чтобы тот был поаккуратнее.
Потом, когда перевязка была закончена, один помог другому встать. К ним подошел слепой гадатель, раненый оперся на плечо врачевавшего, другое плечо подставил слепец – и все трое медленно побрели по дороге, прочь от столицы, прочь от холмов, прочь от далекого пения флейты, что возвещала начало вечернего представления близ храма Чистых вод.
А на дороге, никем не замеченная, осталась лежать треснувшая пополам маска. Остановитесь! вглядитесь! и поразитесь прихоти судьбы: маска из кипариса с изумительной точностью повторяла черты оборванца, бинтовавшего раны сварливому иноку, только лицо это было лицом юноши.
Глупая ворона села прямо на трещину, клюнула маску в глазную прорезь и хрипло откашлялась.
Ворона боялась, что день, умирающий за холмами, больше не вернется.
Никогда.
А на следующий день страшная гостья посетила Киото: известие о насильственной гибели сегуна Есинори. И шептались государственные советники с фрейлинами императрицы, зеленщики с побирушками, а подвыпившие самураи – с певичками из веселых кварталов, перевирая сказанное и услышанное, обвиняя и оправдывая и оттого еще больше запутываясь и запутывая: то ли сегун был убит прямо во время представления, то ли после, во время монастырской трапезы, то ли вообще…
Зато три недели спустя радость охватила всех, в чьей душе жила тяга к прекрасному: новый сегун соизволил вернуть из ссылки престарелого Будду Лицедеев, известного во всех провинциях Дзэами Дабуцу. Правда, и здесь длинные языки подсуетились, напутали и наворотили: слышали? Да, слышали и даже видели, в Киото, у зятя старик живет! Да какого зятя, в каком Киото?! – в деревне Оти сидит старец, у внука! У внука? Что вы несете, уважаемый?!
Впрочем, важна ли разноголосица людская?
Ничуть.
Когда стражникам заставы Авадзу на бегу сообщил эти вести – о гибели сегуна и возвращении старого актера, – скороход владетельного дайме, стражники пересказали новости бродячим торговцам, а торговцы – известному во всех провинциях Безумному Облаку и его спутникам, то монах даже бровью не повел. Лишь буркнул что-то о странном господине, который никуда не спешит, но везде успевает. Зато слепой гадатель выслушал известие с приличествующим вниманием, а третий бродяга – видать, сильно потрепанный неласковой жизнью! – улыбнулся счастливо и сложил незамысловатое хокку:
– Я уходил —
И я вернулся.
Какой пустяк!
Говорят также, что в благодарность за сии строки Безумное Облако ударил спутника палкой по плечам.
Но мало ли о чем болтают пустомели?
– Стой, стрелять буду! – встрепанным Петрушкой выныривает из-за книжных штабелей знакомый всему читающему населению города «книгопродАвец». – Когда ваша новая книга выйдет?
– Так меньше месяца назад ведь вышла! – изумленно отвечают двое, воззрясь на чудака. – Вон, у тебя поверх пачки лежит…
«КнигопродАвец» по кличке Миха-балочный с презрением машет рукой: послушайте их, люди добрые, чего городят!
– Какая ж она новая?! Следующая когда будет? Меня покупатели задолбали…
Двое молчат.
Улыбаются.
– Ну, парни! – Миха-балочный тоже выдает ухмылку во весь рот. – Ну, вы даете! Сколько ж можно один сюжет кроить?!
– Сюжет? – спрашивают двое.
– А то?! Сплошной наумняк! Каждый раз начинаете с такого замороченного куска страниц на пять-десять, что половина читателей сразу обламывается и книгу закрывает! И финал – разве ж это финал? Сплошное недоразумение! Кто? кого? зачем? – хрен поймешь! Продолжение, что ли, писать будете?!
– А покупатели? – спрашивают двое.
По лицам видно: продолжения не предвидится.
– Что покупатели?!
– Ну, которые задолбали…
– А что покупатели?! Такие же дураки, как… как… – Миха-балочный понимает, что у него случилась мелкая неувязочка в тезисах, думает секунду-другую и подводит итог, смеясь: – Такие же дураки, как я!
Вокруг постепенно начинает собираться толпа, слушают, кто-то пытается вставить свою реплику.
– …А вот это…
– А вот это как раз не то, что…
– Вот именно, не то что всякие там…
– Не гони! Сам ты всякий там… и тут ты тоже всякий!..
– Ну, это вообще идеальный вариант: когда читаешь запоем, а потом понимаешь, что надо перечитать, – потому что тянет вернуться, договорить, доспорить…
– Ну, мля, не одну ж нетленку ваять! Надо и для народа чего-нибудь, позабойнее… «Вор в законе» читал?
– Раз «в законе», значит, точно для народа…
– Наиздавали тут! Всяких… как их…
Двое не слушают.